Поэзию в массы

«Новый город» поговорил с организатором новгородских поэтических слэмов и разобрался в феномене слэм-движения.

Полтора года назад в Великом Новгороде вряд ли кто мог представить, что можно просто так прийти в кафе или бар, установить цену за вход, скажем, 50 рублей и начать читать стихи. При этом чтобы полсотни, а то и больше слушателей отдали бы полтинник за это действо. Поэзия казалась архаизмом и жутко скучным делом, которым занимались местечковые кружки в НовГУ или библиотеках. Талантливые, в общем-то, поэты заседали в своих клубах, где традиционное стихосложение и взаимную критику предпочитали перфомансу перед публикой, не имеющей отношения к поэзии. Для публичной культуры это искусство было потерянным.

Все изменилось, когда филолог и поэтесса Елизавета Мусатова привезла из США новый формат поэтических вечеров – слэм – а вместе с ним и поэзию 21 века как явление, заметное в городском андерграунде. Когда владельцы заведений общепита смекнули, что за стихами приходит широкая публика, готовая заказать за вечер кофе и пиццу или кружку-другую пива, Лис (так ее зовут друзья) начала получать приглашение за приглашением.

Формат слэмов пришелся по вкусу новгородской молодежи. Еще бы: перфоманс не ограничился стихами. Были эксперименты и с музыкой, и с изобразительным искусством. Пока любители поэтических кухонь «не для всех» скептически старались игнорировать этот феномен, новгородские слэмеры становились в своем роде «звездами» от поэзии.

Начался новый сезон. Лис рассказала о планах слэм-движения и перспективах современной поэзии в новгородском культурном пространстве.

Какие планы на новый сезон?

— Пока в планах литературный фестиваль весной, сейчас ищем финансирование и возможность организации — с приглашенными издательствами, писателями, поэтами, мастер-классами. Планируется живая библиотека.

Что касается самих слэмов, я смотрю, как это сделать, чтобы это развивалось, чтобы не топталось на месте, будем смотреть.

Ну люди-то ждать будут.

— Мне интересно работать над проектами, которые развиваются дальше. Сделать турниры чем-то таким, вроде обязаловки, когда одни и те же люди приходят и читают одни и те же стихи, одни и те же люди приходят их слушать… Не хотелось, чтобы все попадало под этот формат. Не хочется, чтобы это варилось в собственном соку, хочется, чтобы была перспектива. Клубов, которые собираются, чтобы почитать стихи раз в месяц, в городе более, чем.

Я сейчас вижу перспективными проектами два из тех, что мы еще не запускали. Что касается турниров, я думаю, стоит подумать, куда это можно развить, что людям предложить сверх того, что они знают. Пока я не знаю, в каком это будет формате. Может, выйдем на другие города или пригласим сюда поэтов. Может быть, мы все-таки пробьемся на всероссийские слэмы, сможем поездить по другим городам с выступлениями.

Но мне сейчас интереснее работать больше над качеством, чем над количеством. Иметь площадку, чтобы высказаться, это хорошо. Но слэмы не сводятся исключительно к тому, чтобы был микрофон без цензуры.

Все равно бренд некий остается за тобой.

— Поясни, пожалуйста по поводу бренда.

Ты организатор. В первую очередь, ассоциация с тобой. Потому что слэмы это первое, что связано с поэзией, что вылилось в массы в рамках городского андерграунда. До этого были поэтические кухни, их никто не знает. А вот это знают, и будет ожидание у людей.

— Так получилось, что я осталась бессменной ведущей. Изначально план другой был – что у нас будет пул ведущих и людей, которые продвигают турниры. И что будет ротация. Просто я понимала, что на первых порах от ведущего очень много зависит. Я понимала, что я единственный человек в городе, кто знает, что такое поэтические слэмы, и как это должно быть. Поэтому первые слэмы вела я.

Потом так получилось, что весь год это осталось в моей прерогативе, потому что кто-то сказал «я хочу прийти выступать со сцены», кто-то сказал «да, но не сейчас». Если найдется другой человек, который будет организовывать, вести – ради бога, я ни на что не претендую, ни на какой бренд. Мне будет приятно, что кто-то этим будет заниматься, пробовать. У меня нет задачи увековечить свое имя. Мне приятно создавать что-то, что имеет для людей значение, но мне важно иметь возможность динамики, продвижения. Если я пойму, что смогу сделать больше в другой ниве, а другие смогут подхватить слэмы, значит будет так.

Новый сезон требует новых открытий.

— Новый сезон требует новых открытий, потому что к турнирам привыкли, это не новинка.  Слэмы это больше, чем тусовка.

Я знакома с ребятами, которые ведут турниры в других городах, это отличается от американских, европейских слэмов. Специфика ментальности дает о себе знать, аудитория, понимание, зачем тебе это нужно, кроме первого ошалелого «микрофон, можно выйти почитать вообще что угодно, никакой цензуры!». У меня со слэмами определенные ассоциации. Чтобы это не было рефлексивно, мол, в субботу я хожу с друзьями в баню, а раз в месяц хожу на слэмы. Слэм изначально был таким поиском, попыткой выйти на новый формат. Не хочется, чтобы это было статичное явление.

Самой тусовке какое место относишь? Это же общность людей, с которых вырастают личности, новые «звезды».

— Новгород – тусовочный город. До недавнего времени, насколько я помню, по тусовкам все и делалось. Если музыка, то там есть определенные личности, вокруг них свои вещи.

Я бы сказал, многотусовочный…

— Действительно все делается по кластерному принципу. Я не впервые слышу в свой адрес: «Слэмы вы запустили, никого к себе не пускаете, у вас своя тусовка». Мне как-то очень грустно слышать и не хочется, чтобы это реально превращалось во что-то такое. Есть личности, которые первыми пришли и себя показали, есть поэты, на которых реально ходят. С одной стороны понятно, что в центре всегда стоит группа людей, которые толкают и продвигают. И это всегда комьюнити. Поэты-слэмеры отличаются от других людей. Это стая, братство, люди, которые разделяют твои идеалы, интересы, взгляды на искусство.

Это с одной стороны. А с другой, слэм очень демократичен и открыт для всех. Он и был создан для того, чтобы сказать, что поэзия в принципе широка, она не исчисляется тем ,что печатается в сборниках, чему учат в университетах, что рассказывают умные дядечки в очках. Это ваше, ребята, берите и пользуйтесь! Мы всегда рады новым лицам. У нас нет никакого снобизма. Мне хотелось бы, чтобы слэмы были форматом, когда люди могут прийти и почувствовать себя как дома. На и мастер-классы пусть приходят любые желающие.

Развитие словесности, развитие публичной литературы в городе – для тебя это серьезно?

— Я не очень верю людям, которые говорят, что пишут для себя и в стол. Большинство кривят душой. Любому творчеству нужна аудитория, любимый человек, кошка, горшочек с кактусом.

Если человек занимается творчеством как таковым, то я двумя руками, чтобы выходить из подполья, смотреть на таких же людей, потому что присутствие единомышленников всегда помогает. Когда ты видишь, что ты не один пишешь, может быть, другие люди делают это по-другому и серьезно относятся, как и ты.

Я росла в филологической семье, у меня родители оба филологи, для меня всегда это стояло особняком. Я жила очень долго в дружелюбной атмосфере людей, для которых это важно. Я знаю, насколько эта атмосфера конструктивна. Мне очень хотелось привести часть ее в Новгород, создать здесь что-то похожее. Чтобы человек чувствовал, что он со своим творчеством не одинок, и что вокруг единомышленники, которые поддержат и хорошо отнесутся. А не так, как у нас бывает: налетели, в клочки разодрали и сказали, чтобы не писал больше никогда.

Можешь что-нибудь в двух словах посоветовать людям, которые пишут, но очень боятся показывать это?

— Продолжайте бояться и продолжайте что-то делать со своим страхом. Нет людей, которые не боятся. Что ты пишешь, это часть тебя. Трудно открываться другому человеку, строить дружеские отношения. Всегда есть страх, что люди отторгнут, прочитают не так. Ищите единомышленников! Не найдете на громких слэмах – идите в маленькие литературные клубы, ищите людей там.

Есть московская писательница, которую я с удовольствием читала. Я всегда смотрела на то, что я пишу, что она пишет, пыталась ей подражать. У нее свой уникальный стиль. И она как-то в своем онлайн-дневнике пишет интересный пост про «кладбище файлов». Про то, что у нее в компьютере есть папочка, где размещены тексты, которых свет не увидит. И свои эмоции, связанные с этой папочкой. Когда я это читаю, думаю: «О господи, у меня такая же папочка файлов, которые не увидит свет! Они нежизнеспособные, они мертворожденные». Я так по этому поводу всегда переживала! Оказывается, человек, которым я восхищаюсь, с ним проходит то же самое. Он тоже в себе не уверен. У него есть тексты, которые он считает неудачными, плохими. Это осознание, что человек, у которого сотни читателей по всей стране, и он переживает то же, что и ты. Это такое чувство общности и единения, когда ты знаешь, что ты в мире не один, и твои переживания не уникальны! Мне бы хотелось, чтобы каждый человек через что-то подобное хотя бы раз в жизни прошел и понял, что реально можно протягивать руку, и ему протянут руку с другой стороны.

В общем, давайте бояться вместе.

— Да, давайте бояться вместе.